Когда силовое измерение делается приоритетным, растет ощущение углубляющегося разрыва между силой и моралью, между реальным и идеальным. Теперь реальное исключает моральное и имеет тенденцию сводиться к знанию о силе, в том же смысле, в каком Realpolitik подразумевает, что «реалистическая» политика это политика, которая не только обращает исключительное внимание на силовой аспект действий, но возмутительно противопоставляет его моральному аспекту. С развитием утилитаризма усиливается ощущение, что у вещей, обладающих силой, может отсутствовать моральный аспект, авещи, имеющие ценность, могут не иметь силы. Короче говоря, возникло ощущение, что мир социальных объектов стал «абсурдным» в том особом смысле, что «абсурд» в принципе связан с соединением объектов (или атрибутов объектов), которое воспринимается как невозможное и даже зловещее.

Если принять за постулат, как это делаю я, что состояние равновесия в восприятии социальных объектов представляет собой состояние, при котором сила и добро воспринимаются как положительно соотносимые, тогда восприятие абсурда как спорадически рассеянного в социальном мире предполагает некий диссонанс восприятия, к которому социальная теория должна каким-то образом приспособиться и который она должна стремиться уменьшить. Если принять за постулат, как это делаю я, что состояние равновесия в восприятии социальных объектов представляет собой состояние, при котором сила и добро воспринимаются как положительно соотносимые, тогда восприятие абсурда как спорадически рассеянного в социальном мире предполагает некий диссонанс восприятия, к которому социальная теория должна каким-то образом приспособиться и который она должна стремиться уменьшить. Разумеется, можно воспринимать социальный мир как имеющий только ограниченный объем абсурда, но здесь я настаиваю на том, что культура утилитаризма оказывает в общем глубоко деформирующее влияние на интеграцию «добра» и «силы».